20 января 2012 г.

московский кот и московская киска/ дневники.


По большей части о своей встрече с Леной Лениной - еще немного о московских котах и петербуржских - о том, что значит пылающий взгляд из машины на Театральном проезде - ну и о письмах от руки.

- ты московский кот, истинный. Не петербуржский. А именно московский.
- ты ничего не знаешь о Петербурге.
- только по твоим словам. Как в твоем фильме «Петербург. Каменный уродец».
- Я не снимал фильм с таким названием.
- Это не название, дурак. я цитирую Бендера.
- так может сказать только петербуржец. Если это говорит москвич, ему беда. Только петербуржец может клеймить свой город. Только муж может клеймить свою жену! Нужно иметь права.
- мы живем в бесправном государстве.
- не настолько бесправном, чтобы москвич мог ругать Петербург.
- Бендер из Петербурга. Ему можно.

Однажды, три дня назад, я очень сладко заснул в 8 утра и проснулся в 10 утра. Раздался звонок от одного моего приятеля – Паши, специалиста по i-phone и mac. Он сказал, что мы с ним должны поехать в гости к Лене Лениной.
Я заснул вновь, а когда проснулся - вспоминал, приснилось мне это или нет. Оказалось, что нет.

И вот на следующий день мы в гостях у Лены Лениной. Никогда, еще, я не чувствовал себя настолько в Москве, как в тот вечер. Москва вылетала на меня и показывала свое лицо, начиная от общения с охраной, потом вида самой парадной, и еще больше от интерьеров ее квартиры, уставленной скульптурами и картинами с изображением самой Лены Лениной. А квинтэссенцией стали монологи этой женщины.

Встреча была связана с работой. Возможно я мог бы работать на нее, снимать видео. Но оказалось, что нет. Ей был нужен интроверт, который будет жить на ее сайте. А кем бы я не был, но я точно не интроверт, который будет с удовольствием проводить время в интернете.
Поэтому вектор беседы повернулся в другую сторону. Она почувствовала, что самое время назвать меня тщеславным, амбициозным пижоном.
Окей. 
Потом она усомнилась в фильме, который я снял.
Окей.
Потом я что-то начал говорить про искусство. М-да… про искусство в гостиной, уставленной скульптурами и картинами с изображением хозяйки. Ха-ха.
- Ты просто молод. Все равно окажешься среди нас, среди денег.
Больше я про искусство ничего не говорил.

Они начали обсуждать ее сайт, я отключился и рассматривал интерьер, а потом услышал фразу «мои поклонники»… и мне прямо сразу стало не по себе. А потом еще «звезды», это про весь их круг…
- Да уж какие там звезды…
Это я сказал. А потом сказала она.
- Я долларовый миллионер с 20 лет. У тебя есть 5 минут, чтобы произвести на меня впечатление. Расскажи о себе так, чтобы я заинтересовалась тобой.
В этот момент я вспоминал названия книг, которые она пишет «Как стать миллионером», все дела. Это точно упражнение оттуда. Но я так не умею.
И я тактично улыбнулся и тактично промолчал.
- Учись продавать себя. И стрессоустойчивости. И возможно, ты окажешься среди нас.
Спасибо.
Мы с Пашей ушли. 

- она прекрасная умная женщина и такая настоящая. Но уж очень много в ней того, за что нас не любят за границей.
- но тебе она понравилась!
- да! Да!
- тебя влекут деньги.
- нет!

- я сегодня шла по Театральному проезду, там стояла машина, в которой были люди, и они смотрели на меня. Они так смотрели, словно хотели раздавить меня на своей машине.
- думаю, твой взгляд ошибся.
- нет, так все и было
- они хотели тебя взять.
- как женщину?
- Я бы хотел знать, как тебя еще можно взять?
- Меня можно взять в рабство!
- Это одно и то же.

Я написал письмо. От руки. Лене Лениной.
Начинается оно так:
Однажды Вы дали мне 5 минут, на то, чтобы я мог заинтересовать Вас собственной персоной. Я не любитель тщеславной болтовни глаза в глаза. Поэтому я решил написать.

Однажды я отправлю ей это письмо.

- что может быть более ценным, чем письмо от руки в наше время?
- письмо от руки, забрызганное кровью.

в Мастерской.

16 января 2012 г.

московский кот и московская киска/ дневники


- Она плохо кончит.
- Нет, кончит она хорошо. Закончит плохо.

- Ты не любишь разговаривать по телефону?
- Ты же знаешь терпеть не могу.
- Но почему же?
- Я люблю трогать. Не могу разговаривать, когда нельзя трогать. Если не трогать, то лучше написать.
- Почему?
- Потому, что когда ты пишешь, ты трогаешь или ручку, или кнопки своего компьютера.
- Но когда ты разговариваешь по телефону – ты трогаешь телефон.
- Значит не все мне нравится трогать..

Две цитаты, о которых мы говорили очень-очень долго, множество часов мы тратили.
1. В конце концов, все целуют на ночь не того, кого хотели.
2. Всегда ищите поляну, где никто еще не пасся.

- О ком ты думаешь?
- О женщине, я всегда думаю о женщине. Мои самые лучшие мысли о женщинах. Она далеко. И так близко. Мы как бы совсем не одно целое. Может два свободных куска. Мне нравится, что она свободный кусок, который кидает по миру. Я почти такой же кусок, только меня кидает по бездне моего сознания, а ее по миру. Она более внешний кусок. Кусок, который смотрит вокруг. А я смотрю в себя.
- Ты опять о своей эннеограмме.
- Да, это дерьмо преследует меня.
- Мне нравится слово дерьмо.
- А мне не нравятся женщины, которым нравится слово «Дерьмо». Но я бы все равно хотел бы трогать тебя.

- Знаешь, что она сказала мне. «Конечно, ты любишь меня за то, какой ты»!
- Я бы сказала, что это такая обида.
- Обида. Ну да. Женская такая обида.
- Меня более всего раздражает слово «Конечно». Слово «конечно» не оставляет другой трактовки, и как бы ты не пытался обезоружить мнение начатое с «конечно», твои шансы ничтожно малы. Твоя французская киска?
- Да, она из Франции.
- Ты говорил мне про ее губы, что-то.
- Да, я помню ее губы и язык.
- Что ты скажешь про ее язык? Он такой французский, понимаешь.. В нем вся Франция. Он как бы поет марсельезу, только на арфе.
- Язык который поет марсельезу на арфе?
- У тебя достаточно воображения, чтобы представить это?
- Нет, я представляю тебя, который объясняет это мне. Ты даже не улыбаешься.
- Я абсолютно серьезен. Я всегда серьезен к тому, что другие считают блажью. А я смеюсь над чужими серьезностями.
- Ну так что там с языком, который наигрывает марсельезу на арфе?
- Я вкусил этот язык. И эти губы. Если бы французы что-то знали о такой марсельезе, вся их дальнейшая культура была бы другой.
- Французы все знают об этом.

Моя жизнь в Москве базируется на принципе - лишь бы что-то случилось.

- Нет ничего важнее аутентичности.
- Как твой фильм?
- Я почти снял его. Он почти готов. Он и есть я. Вот этот самый я, 24-летний я. Со всем своим чемоданчиком.
- А что в чемоданчике?
- Предпочитаю говорить, что дерьмо. Но вообще там много всего.
- А там есть любовь?
- У людей столько проблем с любовью, что они всегда ищут кого-нибудь, кто окажется их Виа Венето, их вечно воздушным суфле.
- Вечно воздушное суфле… Я тону в этих словах.
- Мне стоит спасти тебя?
- Не спрашивай, когда хочешь кого-то спасти.
 - Тогда я бы не стал тебя спасать. Тонуть в вечно воздушном суфле, не самое плохое, что может случиться с тобой.

- Я смотрю Вуди Аллена. Ты как он. Ты копируешь его поведение?
- Я копирую поведение Джоуи, разве что.
- Ты смотрел Манхэттен?
- Да, и Энни Холл тоже! Я люблю Вуди. Но я не понимаю, почему он не идет дальше. Он доходит до черты и останавливается. Хочу, чтобы он снял фильм, который вывернет его наизнанку. Я предпочитаю думать, что лучший свой фильм он еще не снял.

Кто-то отчаянно взвизгнул на улице, настолько отчаянно, что вдруг все отступило.
Но не надолго.

- Меня бесит, что ты всегда цитируешь меня в своих сценариях
- Если ты хочешь все свои фразы оставить при себе, тогда молчи. А если ты говоришь в моем присутствии всегда будь готова, к тому, что что-то ворвется в сценарий.
- Ты считаешь, что это талантливо?
- О, да!
  
Некоторые разговоры  нужно вовремя прикончить. Некоторые браки лучше всего прикончить.
- Я не верю в брак. Если бы ты была рядом, я бы налил тебе кальвадоса и мы бы выпили за это.
- У тебя есть кальвадос?
- Да, приезжай.
- Когда?
- Днем я сплю. Если тебе нужен только кальвадос, то приезжай днем.

Это был месяц Альбера Камю и Артюра Рембо. Они ворвались в мою голову. И все там сокрушили. Французы везде поджидают меня с кинжалами, готовые броситься и убить. Но я умру на коленях у француженки. И она будет целовать меня. По французски глубоко. И мертвец проснется. Потому что это звуки той самой арфы.